— Возможно, — сказал Пуаро.

— А вы сами, мосье Пуаро, наводили какие-нибудь справки?

— О вас, мадам?

— Да, конечно, меня интересует только это.

Пуаро медленно покачал головой.

— Это было бы бесполезно.

— Что вы этим хотите сказать, мосье Пуаро.

— Я буду откровенен, мадам. С самого начала я понял, что из четырех человек, находившихся в тот вечер в одной комнате с мистером Шайтаной, человеком самым рассудительным, самым мудрым и логически мыслящим были вы, мадам. Если бы зашел спор, кто из четырех сумел рассчитать до мелочей это убийство и выйти сухим из воды, то я поставил бы все свои деньги на вас, мадам.

Брови миссис Лорример поднялись.

— Очевидно, я должна быть этим польщена? — сухо спросила она.

Не обратив внимания на ее замечание, Пуаро продолжал.

— Ведь для того, чтобы преступление было успешным, всегда необходимо заранее продумать все детали. Должны быть приняты во внимание все возможные случайности. Время должно быть выверено до секунды, тщательно выбрано место Доктор Робертс, совершая преступление, мог бы ошибиться из-за спешки и излишней самоуверенности, майор Деспард, очевидно, слишком благоразумен, чтобы пойти на такой риск, мисс Мередит могла бы потерять голову и каким-то образом выдать себя. А вы, мадам, не допустили бы ни одной из этих ошибок. Вы — человек со светлой и холодной головой, с довольно решительным характером, вы вполне осознаете, насколько часто благоразумие берет верх, и вы не из тех женщин, которые могут потерять голову.

Какое-то время миссис Лорример сидела не говоря ни слова. На губах у нее играла загадочная улыбка. Наконец, она сказала:

— Так вот, оказывается, какого вы обо мне мнения, мосье Пуаро. Значит, я могу совершить идеальное убийство.

— По крайней мере, у вас достаточно здравого смысла и дружелюбия ко мне, чтобы не обидеться на сказанное.

— А мне это кажется даже интересным. Так значит, это ваша идея, что я единственный человек, который смог вполне успешно убить Шайтану.

— Здесь, однако, есть небольшое «но», мадам.

— Правда? Расскажите.

— Вы, наверное, заметили, что совсем недавно я произнес примерно такую фразу: «Для того, чтобы преступление оказалось успешным, обычно необходимо тщательно и заранее обдумать все мелочи» Я особенно хочу привлечь ваше внимание к слову «обычно». Потому что в данном случае убийство было совсем другого рода. Случалось ли вам когда-нибудь вдруг сказать: «Брось камень и посмотри, попадет ли он в дерево»? Человек сразу же повинуется, не раздумывая. Удивительно, что чаще всего в этом случае он действительно попадает в дерево. Но когда он повторно начинает бросать камни, то попасть в дерево ему уже не так легко, потому что он начинает думать: «Не долетел», «перелетел», «надо чуть правее», «левее». Первый бросок был сделан почти бессознательно. Тело подчинялось сигналу автоматически, как у животного. Так вот, мадам, существует такой же разряд преступлений. Это преступления, совершенные под влиянием минуты, аффекта, настроения, когда нет времени, чтобы остановиться или подумать. Именно к такому разряду преступлений можно отнести убийство мистера Шайтаны. Внезапная жестокая необходимость, порыв воодушевления, быстрое исполнение.

Он покачал головой.

— А это, мадам совсем не подходит для вас. Если бы вы убили мистера Шайтану, то это было преднамеренное, заранее рассчитанное убийство.

— Понимаю. — Она тихо махала рукой, как бы отгоняя от своего лица жар из камина. — И, конечно, раз это не было преднамеренное, заранее рассчитанное убийство, значит я его убить не могла. Так ведь, мосье Пуаро.

Пуаро в знак согласия наклонил голову.

— Вы правы, мадам, — сказал он.

— И все же… — она наклонилась вперед, рука ее замерла. — И все же это я убила Шайтану, мосье Пуаро.

Глава двадцать шестая Правда

Оба молчали. Молчание длилось долго, очень долго.

В комнате стало еще темнее. Огонь в камине едва мерцал, дрова глухо потрескивали.

Миссис Лорример и Эркюль Пуаро смотрели не друг на друга, а на огонь. Казалось, что время на мгновение остановилось.

Эркюль Пуаро вздохнул и пошевелился.

— Значит, вот оно что… Ну, ладно, все равно… Почему вы убили его, мадам?

— Мне кажется, вы знаете это, мосье Пуаро.

— Потому что он знал что-то о вас? О том, что случилось много лет назад?

— Да.

— А это что-то… было еще одно преступление, мадам?

Она кивнула.

— А почему вы мне об этом сказали? — спросил он спокойно. — Что заставило вас послать за мной сегодня?

— Ведь вы сами сказали, что я когда-нибудь попрошу вас приехать.

— Да, кажется, так оно и было… Я знал, мадам, что в отношении вас есть лишь один способ выяснить правду: только ваша добрая воля. Если бы вы не посчитали нужным рассказать о себе, то вы это и не сделали бы. Вы никогда бы себя не выдали. Но все же вариант, что вы сами захотите все рассказать, существовал.

Миссис Лорример кивнула.

— Вы поступили мудро, мосье Пуаро, если смогли предвидеть, что слабость… что одиночество…

Ее голос замер.

Пуаро в удивлении посмотрел на нее.

— Ах, вот в чем дело? Да, я понимаю, такое иногда случается.

— Одна… совсем одна, — сказала миссис Лорример. — Никто не знает, что это значит, если не поживет как я, один на один с сознанием того, что было совершено.

— Может быть это и неуместно, мадам, но разрешите мне выразить вам свое сочувствие.

Она чуть наклонила голову.

— Благодарю вас, мосье Пуаро.

Снова наступило молчание. Потом Пуаро сказал более оживленно:

— Следует ли мне понять так, что вы, мадам, восприняли слова мистера Шайтаны, сказанные им за обедом, как непосредственную угрозу, направленную в ваш адрес?

Она кивнула.

— Я сразу поняла, что он говорил именно для того, чтобы один из присутствовавших хорошо его понял. Этим человеком была я сама. Когда он говорил, что оружием женщины является яд, он имел в виду меня. Он знал. Я заподозрила это еще раньше. Он повернул разговор на тему одного нашумевшего судебного разбирательства, и я видела, как его глаза следили за мной. В них было видно, что он себе на уме, и что он все знает. Но, конечно, убедилась я в этом лишь в последний вечер.

— И вы были к тому же уверены в его дальнейших намерениях?

Миссис Лорример сухо ответила:

— Присутствие старшего инспектора Баттла и ваше вряд ли можно считать случайностью. Я восприняла это так, что Шайтаны задумал во всеуслышание объявить о своем умении и одаренности открывать такие преступления, о которых до него никто другой и не догадывался.

— И когда же вы решили, что будете действовать, мадам?

Миссис Лорример чуть заколебалась.

— Трудно сказать, в какой именно момент эта мысль пришла мне в голову, — ответила она. — Я заметила кинжал еще до того, как мы сели ужинать. Когда мы вернулись в гостиную, я взяла его и спрятала в рукав. Никто этого не видел. Я была убеждена в этом.

— Несомненно, мадам, для этого нужно проворство.

— И тогда уж решила, что именно я собираюсь сделать. Мне оставалось только исполнить мое решение.

Возможно, это было рискованно, но я считала, что игра стоит свеч.

— Вот и заговорило ваше хладнокровие, вы начали взвешивать все шансы на успех. Да, я все понимаю.

— Мы начали играть в бридж, — продолжала миссис Лорример бесстрастным холодным голосом. — Наконец, возможность представилась. Я сдала карты и прошла через всю комнату к камину. Шайтана спокойно дремал в кресле. Я бросила взгляд на остальных игравших. Все были увлечены игрой. Я наклонилась и… и сделала это.

Голос ее чуть дрогнул, но сразу же обрел свое прежнее бесстрастное равнодушие.

— Я заговорила с ним. Мне пришло в голову, что это послужит мне в качестве алиби. Я что-то сказала относительно огня в камине, затем сделала вид, будто он мне отвечает, а потом отошла, на ходу бросив что-то вроде: «Я вполне согласна с вами. Я тоже не люблю центральное отопление».